Свои деньги – сочтёмся

В Одессе даже в самые непростые годы всегда умели делать деньги. В буквальном смысле.

В 1918 году большой пролетарский писатель Максим Горький получил небольшой, но пролетарский подарок - бутылку. Подарок был от пролетариата Сибири. Поскольку Горький всегда утверждал, что алкоголь - это зло, в тот же вечер он решил со злом покончить, тем более, что зло называлось "Кагор" и обещало приятный вечер. Гражданская жена Алексея Максимовича М. Андреева, не только хорошая актриса, но и хорошая хозяйка, быстренько собрала закусить, и процесс пошёл.
Он уже дошёл почти до дна, что родило в Горьком ностальгические воспоминания о пьесе "На дне", как вдруг "буревестника" просто передёрнуло и непроизвольно вырвалось: "Мать!" - что тоже было его писательской гордостью. На обратной стороне винной этикетки стекло бутылки сфокусировало и увеличило рисунок ассигнации в 100 рублей. Великий писатель пролетарским ногтём подковырнул наклейку и вскоре держал в руках двустороннюю этикетку, этакого двуликого Януса. Один лик был на все "сто" ассигнационных рублей самодоволен, во всяком случае, утверждал, что его надо принимать в любом отделении банка; в то время как второй был самоуверен, так как подразумевал, что его можно принимать и в банке, и под банком, да и где угодно - "Кагор" хорошо идёт всюду.
- Какие только деньги нынче не ходят по бедной Руси! - вырвалось у выразителя, тонко чувствующего чаяния. - Надо бы написать что-нибудь хрестоматийное и назвать "По Руси".
Но тут он вспомнил, что уже написал "По Руси", значит, бессонная ночь ему не грозит, разве что со стороны гражданской жены М. Андреевой, которая хороша была не только на сцене Московского Художественного театра.

Больше денег хороших и разных!

Действительно в стране сложилась довольно щекотливая ситуация. Царь Николай ІІ передал власть Временному правительству во главе с А.Ф. Керенским. Правительство на первом же своём заседании поставило вопрос ребром: "Ну что, будем валять дурака, то есть управлять страной, или будем потихоньку печатать деньги?". Резолюция была жёсткой: "Деньги! Деньги! И ещё раз деньги!".
Было напечатано немереное количество "керенок". В стране стали ходить деньги сразу двух типов: старые, с которых грустно, как бы извиняясь, улыбался Николай ІІ, и деньги присяжного поверенного А.Ф. Керенского, которому приходилось бриться дважды в день, в таком пушку было у него рыльце.
Прошло несколько месяцев. И власть захватили Ленин и товарищи. Рабочим и крестьянам они обещали достаток, потому первым делом напечатали достаточное количество уже своих денег. Но было бы смешно думать, что большевики оказались единственными, кто при отсутствии власти, не брал на себя всю полноту этой власти. Россией не правил только ленивый. Правители стали появляться в каждой губернии. Первым делом они обещали народу лёгкую жизнь, а вторым - печатали лёгкие деньги.
Надежды на государственные ассигнации не было никакой - они мгновенно обесценивались, потому приходилось рассчитывать на свои частные кредитки. Были города, где местное начальство находило остроумный выход из положения. Например, в 1918г. в серьёзном городе Семиречье, ощущавшем нехватку денежной массы, массу этой массы напечатали, но гарантийную подпись комиссара финансов на них заменила более убедительная надпись. Кто-то может принять это за шутку, но даём честное слово, что это подлинный документ: "Кредитные билеты обеспечиваются опием, хранящимся в Государственном банке, и всем достоянием области Семиречья". Ситуации придавал пикантность тот факт, что в любой стране гражданин, сомневавшийся в надёжности денег, вправе потребовать, чтобы кредитные билеты ему обменяли на банковское обеспечение. Так и Семиречье твёрдо держало слово. Здесь с утра пораньше у банковского окошка выстраивалась очередь из желающих вместо денежной массы получить хранящееся в банке обеспечение, т.е. опий. Да, более твёрдых денег в стране Советов больше никогда не было.
Итак, в стране, где с минуты на минуту должен был победить социализм, с деньгами проблем не было, проблемы были у денег. Нужно было искать выход, и выход неожиданный и простой, был найден. И найден был в Одессе.

Ах, лимончики, вы мои лимончики...

...вас печатают у Сони на балкончике. Действительно, как-то под вечер в аптеку мсье Гаевского зашла мадам Ципоркис взять для своего внука лекарство, чтобы не дежурить у его кровати всю ночь, а дать уже выпить касторки и выяснить, не он ли проглотил утром одну золотую серёжку мадам Ципоркис.
- Касторку я, конечно, могу вам дать, - был галантен мсье Гаевский, - но сдачи дать не могу. В кассе всего 350 миллионов. Вот если только...
- Давайте "только", - кивнула мадам Ципоркис, уважая солидность аптеки Гаевского.
Мсье Гаевский извлёк из-под прилавка пачку денег, которые утром он заказал в местной типографии. На них было гордо написано: "Кредитный билет аптеки Гаевского. Обеспечения никакого. А оно вам нужно? - просто подержите в руках билет".
Когда на следующее утро мадам Ципоркис уже в двух серёжках зашла в мясную лавку герра Шляпентоха, чтобы взять фунт телятины, её попытка расплатиться купюрами государственного образца не увенчалась успехом. Хозяин с немецкой педантичностью и еврейской дальновидностью, отодвинув в сторону государственные, поинтересовался:
- Может, у вас случайно есть кредитные билеты мсье Гаевского?
Сдачи он дал кредитками герра Шляпентоха.
Так в смутное время гражданской войны, живописной разрухи и обворожительной французской интервенции "частные деньги" в Одессе стали выпускать аптеки и кинотеатры, кооперативы и рестораны, пожарная команда и профсоюз биндюжников.
Как некогда каждое княжество средневековой Европы, каждый район Одессы выпускал свои деньги. Самыми лучшими считались молдаванские. Они шли, скажем, к пересыпским по курсу один к двум. И это понятно, ведь деньги, напечатанные на Молдаванке (Госпитальная, 17), отличались яркостью красок, изяществом оформления и убедительным хрустом. На таком фоне революционные рубли явно проигрывали, и их брали крайне неохотно. Но главное, одесские деньги таки да обеспечивались всем достоянием двора. И это был не какой-нибудь Императорский Монетный двор Николая Романова, а знаменитый одесский двор на Госпитальной, 17 Нюмы Романовича!

Пост таки да № 1.

В конце концов, одесская власть (т.е. революционная, но всё ещё Дума) почувствовала, что пора и ей выпускать свои деньги. Конечно, власть понимала, что твёрдым деньгам требуются гарантии, пусть не такие твёрдые, как у мсье Гаевского, но хотя бы такие же веские, как на Госпитальной, 17.
И тогда в "Одесских известиях", газете известной своей феноменальной принципиальностью, появилась заметка, подписанная популярным одесским журналистом с непопулярным псевдонимом Гуревич-Гурович. Он непрозрачно намекал: "Отцы города на своих деньгах в качестве обеспечения поместили фотографию Городской Думы, что на бульваре. Не удивительно! Редакция располагает достоверными сведениями, что во времена, когда на месте Думы ещё располагалась Биржа, под её четвёртую колонну дальновидные биржевики заложили золотой запас Одессы, чтобы их потомки не стояли у пятой колонны с протянутой рукой..."
Все понимали, что это газетная утка. Но каждый одессит всегда справедливо считал себя наследником тех биржевиков, а значит, четвёртую колонну своим наследством. Так что возле колонны даже пришлось поставить милиционера, который по сей день там и стоит. В Москве пост № 1 - возле мавзолея, а в Одессе - возле четвёртой колонны, потому что у каждого города своя святыня.
К чести жителей Одессы надо сказать, что здесь никогда не верили слухам и всегда старались их разрушить, как и роковую четвёртую колонну.